Они пошли за ним, но Дама с горечью шепнул Уне:
— Мы сделаем огромную ошибку, если свяжемся с ним. Хуже таких во всем свете нет, только вспомни, что они творят.
Хуже, чем даже императоры, хотел сказать он, у императоров, по крайней мере, почти нет выбора.
Клеомен провел их за собой к воротам, словно возглавляя атаку. Сняв шляпу, он поднял над головой удостоверение охранника и крикнул:
— Охрана! Проверка безопасности!
В черных воротах приотворилось окошко, и легионер-преторианец, свежий и ранимый, как только что открытая устрица, спросил:
— В чем дело?
Клеомен вложил удостоверение в его руки, так, словно это было какое-то сокровище. Более высокий чин всего лишь давал ему более широкие полномочия, но по крайней мере, прикинул он, даже если он уволен, преторианцы вряд ли об этом уже слышали.
— Ввиду последних событий, — громко и покровительственно произнес он, — императорская охрана должна быть в полной боевой готовности. Проверка поручена мне. Ваша оборона сплошь дырявая, так что, если начнется, будет много трупов.
Молодой человек встревоженно нахмурился:
— Но меня не информировали.
— Вам известно, — грозно и презрительно поинтересовался Клеомен, — каковы обязанности проверяющего?
— Но вы не преторианец.
— Так, понятно. Дело в том, что провалы успели превратиться у преторианцев в дурную привычку, должен же кто-то выбить из вас эту дурь. Послушай, я не прошу, а приказываю. И давай-ка побыстрее, ладно? Мне нужно уточнить, под каким углом установлены камеры и какие меры приняты внутри объекта.
Он двинулся вперед, но стражник, все еще недоверчиво, встал у него на пути.
— А это кто такие?
— Хороший вопрос. Так, детишки, лазают себе взад-вперед через стену, а из вас никто и ухом не поведет. К счастью, это ребятишки Рената, помогают мне — верно я говорю?
Он по-свойски обнял Сулиена и Уну за плечи, инстинктивно избегая Даму. Те улыбнулись.
— Рената? — переспросил преторианец, побледнев как смерть, так что Клеомен ощутил жгучую вину и жалость.
— Именно, — ответил он.
— Ладно, — беспомощно произнес стражник, возвращая Клеомену удостоверение. — Тогда все в порядке.
Он провел их через будку привратника, махнув удостоверением двум другим молодым преторианцам, расположившимся там. Высокая вилла недоверчиво притулилась за стеной в конце подъездной дорожки, все же куда более скромная, чем то полагалось бы резиденции члена императорской семьи, боязливо прячась в потемках окружавшего ее сада. Клеомен оглядывался по сторонам, критически пофыркивая. Он страшно жалел, что для пущей важности не захватил блокнота, и надеялся, что преторианец все еще слишком нервничает, чтобы заметить его отсутствие.
Стражник с виноватым видом инстинктивно попытался сопроводить их и даже провести вокруг виллы, но Клеомен заворчал:
— Ступай назад. Проверяющий — я, и тебя я уже проверил. — И преторианец пугливо и покорно пропустил их в дом.
Как только дверь захлопнулась за ними, Клеомен припал к ней и, несильно ударяясь лбом о гладко выкрашенную деревянную панель, мучительно простонал:
— О боже, что я делаю? Бедный парень. Что я дела-ю?
Уна и Сулиен не знали, как теперь себя вести.
— Пошли. Все в порядке, — скороговоркой произнесла Уна.
— Так вы сказали, в Толосе? — сухо спросил Клеомен и, прищурившись, бросил на них изучающий взгляд, а затем резко, так что все трое вздрогнули, выбросил вперед руку, схватил Даму за запястье и поднял рукав его куртки.
— О черт, — сказал он.
Дама, белый как мел, яростно задергался, освобождая руку, и прошипел:
— Никогда… никогда не смей ко мне прикасаться!
Но Клеомен уже выл, хотя в голосе его и слышались нотки какого-то смешанного с ужасом восхищения.
— О черт! Так, значит, вы рабы… ну, конечно! — Схватив Сулиена за плечи, он внимательно вгляделся в него. — Ты! — злорадно вскричал он. — Я тебя знаю, ты ведь беглый, верно? О Юпитер! Что, черт побери, я делаю?
И снова поник.
— Послушайте, — сказал Сулиен, — да, мы все рабы, и там, где мы были, нам было безопаснее, и все же мы решили, что стоит рискнуть и приехать сюда. То же было и с Марком: он знал, что его могут убить, если он вернется домой, но он сделал это, чтобы рассказать о том, что случилось. И он сделал это, рассказал хоть кому-то — уж не вам ли?
Клеомен вздохнул, неохотно признав:
— Да, теперь волноваться не о чем. Но его здесь нет. Все равно ваш план не сработал бы, даже если ты говоришь правду.
И Уна с ужасным разочарованием поняла, что это так. И не только потому, что уже больше не верила, что может находиться в одном доме с Марком и не почувствовать этого. Поскольку, если бы Марка перевезли сюда в тот же день, это наверняка предполагало бы многочасовую подготовку и вызвало бы страшный переполох среди стражников и — подумала она со смутным чувством — рабов. Напряжение не успело бы спасть, она бы его почувствовала.
Потому что теперь она ощутила присутствие рабов: они занимались уборкой, гасили свет, запирали дом.
Они стояли, не зная, что делать дальше. Тем временем Даме пришлось отойти и склониться над столиком, где стояла ваза с лилиями, чтобы успокоить сбившееся дыхание. Уна подумала, что он может упасть в обморок, но он словно отдалился от них, и она ничего не могла ему сказать.
— Все равно кто-нибудь здесь может знать, где он, — сказала она наконец. — Вы же сами говорили, что сегодня кто-то приезжал.
— Что? Будешь теперь бродить по дому, надеясь что-нибудь найти? Пока не столкнемся с кем-нибудь из Новиев? — сказал Клеомен и снова застонал. — Нас всех арестуют, и тогда… ох, это всего лишь шутка.