Граждане Рима - Страница 40

— Мама, может быть?.. — заискивающе произнесла девушка, впрочем без особой надежды, все еще любуясь прохладными зелеными кругляшками.

— Что я, из-за тебя разориться должна, что ли? Хватит с тебя и того колечка.

— Ну можно хотя бы примерить? Пожалуйста!

— Ни за что. И вообще, кто знает, откуда это. — Мать нахмурившись поглядела на Марка и добавила со значением: — Или чье.

— Совершенно верно, — заметил хозяин, тем не менее глядя на камни почти так же алчно, как девушка. — Где взял?

— Моя мать, — сказал Марк заранее подготовленную фразу. — Она потеряла работу. Хотите купить? Они у нее уже давно. Сама она никогда бы не решилась.

Старшая из женщин негромко скептически кашлянула, незаметно сняла с пальца синее кольцо и скрестила руки на груди. Теперь она переводила осуждающий взгляд с Марка на хозяина. Девушка состроила извиняющуюся гримаску, еще раз меланхолично зыркнула на яшму и отвернулась к лежавшей на прилавке рядом с газетой хозяина кучке драгоценностей.

— Мы не покупаем всякий хлам у людей, которые шатаются по улице, — заносчиво заявил хозяин. — Попробуй на блошином рынке.

Марк пожал плечами и уже собирался отвернуться, когда хозяин еле заметным движением бровей остановил его.

— Не понимаю, как он мог оказаться в Лакоте, — обронила девушка. — Мне кажется, люди просто говорят, чтобы привлечь к себе внимание.

— Уверена, им кажется, что они кого-то видели, — сказала мать, понемногу отходя и снова принимаясь рыться в кольцах. — Кругом одни блондины.

— Да уж это точно, — ответила дочь. Она снова с тоской посмотрела на яшму, уже исчезнувшую в мешке Марка, а затем взглянула ему в лицо.

— А знаете, вы на него похожи, — сказала она, и остальные в какой-то миг дружно посмотрели на Марка — задумчиво, оценивающе.

Однажды такое уже было. В предыдущем городе на постоялом дворе он оказался в одной комнате с парочкой туристов — братьями из Моны, несколькими годами старше его. Он провел с ними почти все время, делая вид, что его постоянно клонит в сон, пытаясь избежать разговоров, но одновременно не хотел выглядеть непривычно замкнутым, к тому же под утро братья говорили так громко, что притворяться спящим и дальше было бы нелепо. Они болтали о местах, которые повидали в Галлии, что здесь намного теплее, чем в Моне, и вдруг старший весело спросил:

— Эй, Поллио, а ты случайно не Марк Новий? Нос у тебя точь-в-точь такой.

На долю секунды Марк лишился речи.

— Да нет, — фыркнул брат помоложе, неожиданно выручая его. — Марк Новий никогда не стал бы ходить в таком рванье. Не обижайся, Поллио.

— Постараюсь, — выдавил из себя Марк. Рот и глотка у него пересохли, как пустыня. — Я бы не убежал. Подумайте только, какие там деньжищи.

Интересно, выглядел ли он таким бледным, каким себя чувствовал.

Поэтому теперь, хотя ему и показалось, что, сделав шаг, он провалился в трясину, он был подготовлен несколько лучше. И улыбнулся девушке.

— Мама всегда так говорит. Думает, она одна такая.

Девушка улыбнулась в ответ, и мать предостерегающе пихнула ее локтем. Девушка была миловидная, бусы бы ей подошли. Марк приказал сердцу биться ровнее, а рукам — перестать трястись.

Выйдя из-за прилавка, хозяин подтолкнул Марка к двери, одновременно пробормотав ему на ухо:

— Насчет блошиного рынка я нарочно, иди-ка к моему зятю Петру. Лоток с красными вазами. Он не станет разбираться, откуда вещи.

Какое-то время он провожал Марка взглядом, а когда женщины наконец остановили выбор на гранатовом и аметистовом кольцах и ушли, прошел к дальнодиктору в задней комнате.

Марк не знал, где находится блошиный рынок, и поначалу просто шел куда глаза глядят, чтобы успокоить дыхание и пульс. Ошметки мокрой бумаги стали немного беспокоить. Марк засунул пальцы в рот, чтобы вытащить их, и обнаружил, что прокладка над верхней десной немного съехала вниз. Возможно, ее было видно, когда он говорил, а значит, то, что сказала девушка… Стоп, стоп. Хватит. Марк подумал о кровати, запертой двери и деньгах. Слипшуюся бумагу он выбросил.

Он не решался спросить, как ему пройти, однако нашел блошиный рынок без особого труда. Миновав темный купол храма, он оказался где-то довольно далеко от центра, за невыразительными, ровно подстриженными деревьями и рядами дымовых труб, а затем, решая, в какую из улочек, разбегавшихся от маленькой площади цвета паприки, свернуть, увидел далеко слева деловито снующую толпу, озаренную светом электрических фонарей. Марк направился туда и обнаружил, что улочка без видимых признаков перетекает в рынок: в первых рядах находились обеспокоенно выглядевшие мужчины и женщины, сидевшие среди товаров, разложенных на поддонах или лоскутах материи: тут были спички, часы, поделки из кожи и серебряные украшения. Дальше виднелась грубая кровля из пластика и гофрированного железа, нависшая над вешалками с цветастой одеждой, а на улице стояли столы со старыми книгами. Они были похожи на обметанный язык, высунувшийся из разверстого аркой рта большого здания цвета обожженного кирпича, гудевшего, как пчелиный улей.

Внутри проход запутанно ветвился между развешанными коврами, бочонками красных и желтых специй, горами фруктов, снова одеждой и рулонами поблескивающих синтетических тканей. Изначально рынок представлял из себя просто ряды, но теперь больше походил на хаотичный муравейник. В воздухе плавала приятно сложная смесь запахов соли и жженого сахара, обжаренных орехов, имбиря, лука и жарящегося мяса. Марк с трудом протискивался сквозь толпу.