— А какая разница? — спросил Сулиен. — Если бы они собирались сообщить о нас, ты бы догадалась.
Уна нерешительно обернулась, переводя взгляд с гаража на лавку.
— Не знаю. Да, может быть, но… — Могло бы показаться, что, когда так многого не понимаешь, становится легче, но легче не становилось, Уне казалось, что у нее шумит в ушах, и она сосредоточенно ожидала, пока шум пройдет.
— Помнишь лавку? — сказал Сулиен. — Не думаю, чтобы там появлялись информационные листки. Если они не говорят на латыни, то, может, они даже не слышали о Марке. Так или иначе им будет труднее на нас донести.
— Они могут знать латынь. Просто думают на другом языке.
— Мне это даже не пришло в голову, — внезапно сказал Марк. — В Пиренеях другой язык. Они… как бишь их… баски..
Это мало что добавило к тому, что и без того было очевидно.
— Ты его понимаешь? — спросил Сулиен.
— Нет. Просто когда-то слышал, даже не припомню когда. На самом деле это аквитанский. Но не думаю, чтобы они называли его так. Он древнее латыни.
Чувствуя себя в глупом положении, они стояли возле фонтана.
— А тут преподают иностранные языки? — спросила Уна, спустя какое-то время, за которое ровным счетом ничего не произошло.
— Варий говорит, да, — ответил Марк. — Мандаринский и нихонианский.
При мысли о Варии он поморщился, чувствуя себя виноватым. Последние шесть дней — по крайней мере до того, как они впервые услышали «спиральку», — было куда легче, он даже был счастлив. Но чем лучше обстояли дела и чем дальше он оказывался от Рима, тем больше переживал, что покинул его. Навязчивым, повторяющимся мотивом эта мысль звучала в его голове, слышнее всего — тихими ночами, застигая Марка на пороге сна. Ему не следовало позволять Варию решать все за себя. Он сам должен был до конца продумать все возможные последствия.
— Никто из нас не обязан ехать в Сину, — сказал Сулиен. — Когда все кончится, мы сможем жить, где захотим.
Они снова посмотрели вверх. Но в сером небе по-прежнему ничего не было видно.
— Да, но все же мы что-то можем сделать, — сказала Уна.
Сулиен повернулся к Марку:
— Ты мог бы на спор выучить мандаринский и нихонианский?
— Ну да, — смущенно пробормотал Марк. — Я их уже знаю. — Брат с сестрой уставились на него. — То есть как бы знаю. Греческий давался мне лучше, но греческий годится только чтобы писать.
— Мандаринский, нихонианский и греческий, — задумчиво произнесла Уна.
— Пришлось, — сказал Марк. Затем улыбнулся и добавил: — Еще я могу сказать: «Спасибо, для меня большая честь находиться здесь», — на кечуа и навахо.
— Так скажи, — резко скомандовала Уна.
— Нет.
— Скажи, скажи — не отставали Уна и Сулиен, покатываясь со смеху.
Но механик посмотрел на них поверх открытого капота древнего автомобиля, и они примолкли.
— Мы будем вести себя тихо, — пробормотала Уна. — И не будем при людях называть тебя по имени, даже теперь.
— Да, — с сожалением произнес Марк. — Я привык отзываться на Поллио.
— Нет, повторяться нельзя.
— Знаю. Просто так надоели фальшивые имена.
Но Уна едва заметно попятилась и словно бы невзначай оглядела горы.
— Механик что-то о нас проведал, — сказала она.
Марк быстро взглянул на нее.
— Узнал меня?
— Нет. Почти уверена, что нет. Но кажется, он понимает, что мы рабы.
— Что ж, — сказал Сулиен. — Может, так и надо.
— Он идет, — предупредил Марк.
Механик уже задвинул мотор на место и быстрым шагом приближался к ним. Они сели чуть теснее.
Механик остановился и посмотрел на них. Ему было около тридцати, невысокий и крепкий, как пони, с прямыми, по-лошадиному жесткими рыжеватыми волосами.
— Латинцы? — осведомился он.
Уна нерешительно кивнула.
— Хмм… — проворчал он, но к ним это не относилось. Нетерпеливо морща лоб, механик с видимым усилием подыскивал следующее слово.
— Заблудились?
— Не совсем, — ответила Уна.
— Подождите здесь. Я подумав, — доброжелательно произнес мужчина. — Кто-нибудь за вами придет, понимаешь?
Они не нашлись, что ответить. Мужчина ободряюще улыбнулся:
— Римляне. Здесь это все равно. Понимаешь?
Они не поняли или поняли не до конца.
— Мы здесь очень… — снова начал было мужчина, но его запас латинских слов иссяк, и он раз, другой хлопнул в сложенные горкой ладони, словно пытаясь сказать «тесно связанные», «самоуглубленные», и оставил их одних.
— Мне кажется, он собирается кому-то сказать, — пробормотала Уна, когда механик ушел.
— Не думаю, что он пошел за охранниками, — возразил Марк. — Зачем тогда он сказал, что за нами придут? Он вообще бы не стал с нами разговаривать.
Уна сокрушенно, в замешательстве помотала головой.
— Думаю, с этим все в порядке, — нерешительно продолжал Марк после паузы. — Но есть кое-что еще.
— Что?
— Варий. Прошлой ночью «спиральки» были именно здесь. Они искали не где-нибудь, а именно здесь. Не думаю, что это из-за того, что случилось в Волчьем Шаге. Наверное, они решили, что мы идем в Испанию. Уверен, что сначала так оно и было. Может, это дело рук Вария. Но его просто так не сломаешь. Даже не хочется думать…
Марк не договорил и скрипнул зубами, потому что это было в буквальном смысле слова немыслимо.
— Он мог сказать кому-то, на кого полагался, — и ошибиться, — спокойно возразил Сулиен.
Марк быстро благодарно взглянул на него: подобное не приходило ему в голову.
— Но в любом случае, похоже, они знают, где мы.